С того момента, как он отказался отдать компромат в руки союзников, они стали бывшими. Только поверить в это было все еще трудно.
Сергеева много раз предавали. Была ли то тактика, государственная необходимость, банальная глупость или строгий коммерческий расчет – разбираться приходилось потом. После предательства, в основном, приходилось выживать, и времени на сопли и упреки не оставалось. После того, как Умка выбирался из очередной передряги, ощипанный, но с новым полезным опытом, он мог мстить. При желании, конечно, только вот оно, почему-то, не возникало.
Переосмысливать последние несколько лет «мирной» жизни было трудно и больно, но другого выхода не намечалось. Предстояло жить дальше, а Сергеев плохо представлял себе, как можно существовать без определенного стержня, без того, чтобы не принять чью-то сторону. Хотя понимал, что нейтралитет, к которому он созрел – это тоже стезя, еще более трудная линия поведения, трудная – поскольку неудобна всем.
– Алло, я слушаю! – сказал Сергеев в трубку.
– Миша, это я, – произнес Блинчик усталым голосом. – Говорить можешь?
– Да. Я слушаю…
– Надеюсь, что ты на хер меня посылать не будешь… Сразу, по крайней мере…
– Если повода не дашь.
– Лаконично, – отметил Владимир Анатольевич тем же скучным голосом. – Чертовски лаконично. Но честно. Мой дядя, самых честных правил… Ну, так и я буду лаконичен – делай, как и что хочешь, но вывези Плотникову и Маринку подальше с этой ёб…ной страны. Куда хочешь, но вывези. Сегодня. Или завтра. Тетка твоя жива еще?
– Нет.
– Ну, значит у тебя одной заботой меньше.
– И ты ничего не хочешь мне сказать?
– Хочется объяснений?
– Очень хочется.
– Да, – протянул Блинов. – Тяжелый случай. И ведь знаешь, что я тебе не враг, а все равно не выполняешь распоряжений…
– Володя, так я не у тебя на службе. И не обязан твои распоряжения выполнять.
– Ты мне действительно ничем не обязан. Обязан тебе я, и сейчас эти обязательства частично гашу. Усек?
– Пока нет.
– Вот козел упрямый! – выругался в сердцах Блинов. – Я тоже собираюсь временно покинуть столицу, но все равно – приезжай. Я постараюсь тебе изложить свои соображения. Неужели так трудно просто выполнить то, что я посоветовал? От тебя что – куски отвалятся? Или в ментальное рабство ко мне попадешь? Не бзди! Мы даже пленных не берем в последнее время… Чтобы не кормить… На хер ты мне сдался в рабстве? Ты своб-о-о-оден! – пропел Блинов фальшиво, изображая соло Кипелова. – Так что, свободный человек? Приглашение принимаешь?
– Приеду, – согласился Сергеев через силу.
Блинов был хитер и хорошо знал старого друга.
– Ты далеко?
– Недалеко. Если повезет, минут через пятнадцать спущусь на Набережную. В пробке пока кукую…
– Как спустишься, разворачивайся ко мне, на Кончу… Я в загородном доме. Ты на своей «Тойоте»?
– Да.
– Охрана пропустит. Я, кстати, Васильевича себе забрал… Он тебя и встретит.
Ты его себе забрал, подумал Сергеев. Ага. Два раза. Это его поставили за тобой присматривать! Ну, Бузькин! Ну, Штирлиц! Интересно, он сам себе такие приоритеты определил или московское начальство подсуетилось?
Набережное шоссе в сторону пригорода оказалось практически свободно. Основной поток начинал двигаться туда ближе к вечеру, когда уставшие от забот о народе депутаты и чиновники, спешили на ночлег в свои многомиллионные дома, спасаясь от густой киевской духоты.
Вилла Блинчика (язык не поворачивался назвать это строение домом!) пряталась в сосновом лесу и стыдливо закрывалась от проезжих мохнатыми хвойными лапами и трехметровым еврозабором. Умка вспомнил свой первый приезд сюда в 1999-том, пьянку с Рахметуллоевым, те сложные «па», которые отплясывали Владимир Анатольевич с Рашидом Мамедовичем, силясь заполучить его на свою сторону… И заполучили, не мытьем, так катаньем! В результате он исполнил практически все, что было нужно. (Сергеев усмехнулся недобро) Правда, в своей интерпретации исполнил. Ну, тут уж не обессудьте, ничего другого никто не обещал!
Ворота разъехались перед ним, как только он попал в поле зрения камер слежения. Автомобиль вкатился на территорию имения, и створки сразу начали смыкаться, а Сергеев изумленно оглядывал людей в форме частных охранных агентств и ОМОНа, которыми была буквально запружена площадка перед домом.
Такое количество охраны Блинов, конечно, мог себе позволить, но даже после покушения на Бориспольской трассе вокруг него не было столько вооруженных людей. И охрана была не просто себе охрана – несмотря на жару, ребята были в «брониках», а некоторые даже в шлемах. И автоматы, отметил Сергеев, у процентов семидесяти – автоматы. Кто-то перепугал Блинова насмерть. Настолько серьезно испугал, что Владимир Анатольевич проникся, а трусом, при всех недостатках, Блинчик не был. Тот раз, когда Сергееву удалось «расколоть» его в ванной после мясорубки в больнице, можно было в расчет не принимать – и на старуху бывает проруха.
Один из бойцов ОМОНа шагнул на подъездную дорожку и знаком приказал Сергееву остановиться. Укороченный АК парень держал грамотно и смотрел внимательно, исподлобья, пока двое его коллег осмотрели салон «тойоты» и даже проверили багажник. Умка не возражал, сидел молча – служба есть служба.
У входа в дом его ждал Васильевич.
Они не виделись достаточно давно, больше полугода, и, возможно Михаилу это показалось, а, возможно, и нет, но Бузькин, всегда выглядевший одинаково бодро, как-то потух, осунулся, и если и походил теперь на Дональда Дака, то на постаревшего и грустного.