И задание это, подумал Сергеев делая глоток минеральной воды, они выполнили с блеском. С высоты центральных пролетов можно было наблюдать, как на Набережной скапливается еще одна пробка, упирающаяся головой во Владимирский спуск: машины, набравшие было скорость, вспыхивали тормозными огнями и принимались ползти вслед за остальными, как маленькие разноцветные черепашки.
Умка пощелкал по радиоканалам, скривился, услышав «блатняк», перескочил через несколько попсовых станций и задержался на новостной волне. Тут все было, как обычно: трибуна в Раде заблокирована, оппозиция делает резкие заявления, не принят пакет социальных законов, обострение отношений с Россией из-за вчерашнего решения СНБО по поводу газового Ультиматума (по крайней мере, теперь он обсуждается открыто), премьер-министр выступил с критикой в адрес оппозиционного правительства и обвинил его в попытках организовать саботаж. Новообразованный Совет Национального Единства заявляет, что не позже вторника будет иметь большинство в Парламенте и предлагает объединиться перед лицом опасности, угрожающей независимости Украины…
В общем, ничего не изменилось за время его короткого отсутствия. Только в Киев пришла жара. Уж лучше попса… Нет, лучше рок!
В динамиках «Тойоты» зазвучал Вакарчук, а Сергеев снова отхлебнул воды, переставил климат на минимальную температуру и с тоской посмотрел на тянущуюся впереди автомобильную реку. Он так задумался, что не сразу понял, что сквозь музыку пробивается звонок мобильного телефона.
Сергеев уставился на экран «Нокии» с недоумением – вот уж, действительно, нежданно-негаданно! Последнее время Блинов ему не звонил. То ли дел было много, то ли Владимир Анатольевич так и не смог забыть, как Умка крушил мебель его упитанным телом. Несмотря на уверения Блинчика в вечной дружбе, общения не получалось и не могло получиться – политические интересы команды, к которой принадлежал Блинов становились все более и более одиозными. Фактически, их фракция находилась в прямом противоборстве с и с властью, и с оппозицией, становясь настоящим изгоем, и из-за этого на Сергеева, хранящего нейтралитет (и вместе с ним компромат), начали нажимать даже те, кого он считал единомышленниками – больно уж хотелось пустить кровь некогда могучей политической силе. Сергеев же считал ниже своего достоинства – пинать мертвого льва, хотя, по его мнению, лев не умер, а только притворялся. Политическая сила господина Блинова имела большой опыт внутрипарламентской борьбы и могла дать фору большинству скороспелых выскочек, топтавшихся в зале Верховного Совета. Даже Регина Сергиенко смотрела на Блинова сотоварищи с немалой опаской, и, если верить слухам, не раз пыталась наладить некое подобие сотрудничества – получилось ли у нее наладить союзнические отношения с бывшими фаворитами бывшего президента, не знал никто.
В общем, если говорить честно, картина, описанная некогда другом Володенькой и присутствовавшая фрагментами в мрачных пророчествах Вики, оказалась близкой к истине. Смысла врать себе Сергеев не видел. Он был лакомым куском для всех сторон, его обхаживали, пытались испугать, обещали немыслимые суммы денег и даже политическую карьеру (первая пятерка в любом из списков – на выбор!) но ни одну из сил он, естественно не интересовал. Их, вообще, не интересовало ничего, кроме той давней записи. Да и запись нужна была вовсе не для того, чтобы установить истину и наказать виновных, а только для того, чтобы свалить соперника, и тут же его растоптать.
А вот огласки, на которую некогда так рассчитывал Умка, не мог допустить ни один из противников. Уничтожить конкурента надо было тихо, не устраивая ток-шоу, потому что с момента, когда Базилевич дал свои взрывоопасные показания, в украинском политикуме много чего сменилось. Большинство из фигурантов той самой оружейной операции успели по нескольку раз сменить знамена, покровителей и места работы и теперь играли в совершенно других командах. Так что, выстрелив по чужим, можно было проделать основательную брешь в собственных рядах. А этого, естественно, никто не хотел.
Сергеев чувствовал к себе воистину пристальное внимание, но не со стороны Володи Блинова, который был одним из героев той аферы, и вовсе не от стоящего у власти правительства, а как раз со стороны вошедшей во вкус разрушения оппозиции, для которой табу практически не существовало. Бывший друг Блинов не беспокоил его звонками, не назначал встреч, зато перед гонцами от малознакомой ему Регины Сергиенко, мечтавшей получит в свои холеные ручки оружие шантажа, Сергеев уже дважды разыгрывал святую наивность.
Откуда прошла утечка информации, пусть не совсем точной, но достаточно конкретной для того, чтобы зашевелились все политические силы, Умка и предположить не мог. Сам он молчал. Блинчику и его партнерам это было совсем без надобности – зачем подставлять под удар себя, любимых? Однако джинн уже вырвался наружу, и Сергеев подозревал, что в этом виновата эпидемия «прослушек», охватившая Киев, словно бубонная чума средневековую Европу. Достаточно было одной неосторожной фразы, слова, сказанного не к месту и не вовремя, и на твоем хвосте повисало столько народа, оснащенного современнейшей аппаратурой, что ты даже мыслей своих скрыть не мог, не говоря уж о большем.
Оставался еще один вариант. Самый неприятный для Сергеева, но самый реальный: его «слили» те, кто знал о записи от него самого. Те, кого он не хотел предавать ни за деньги, ни за чины с большими возможностями. Те, кому он верил настолько, чтобы изложить суть записи, но, слава Богу, не настолько, чтобы передать файл из рук в руки.