Школа негодяев - Страница 71


К оглавлению

71

Дальше… Куда дальше? Ни плана, ничего… Даже примерного расположения помещений и того нет!

Самый веселый штурм в моей жизни, подумал Сергеев.

Окна в вестибюле были заложены. Лампы мигали точно так же, как и в цоколе, мешая рассмотреть детали. Лестницы, где, мать бы их так, лестницы!?

Шахты лифтов располагались по центру – одна лестница была между ними, две боковых уходили вверх по краям. Мысленно выматерившись (эх, была бы еще хотя бы одна двойка!) Умка понял, что все три подъема ему никак не блокировать, а, значит, разделяться не надо, будем идти плотной группой.

Он показал на центральную лестницу: я впереди, Вадим-Матвей за мной, Ира – прикрытие сзади, но не успел сделать и двух шагов, как с левой боковой лестницы им прилетело.

В огромном помещении выстрелы прозвучали хлестко. Сергеева ударило в бок и сбило с ног, словно сильным хуком. Вскрикнул Мотл и, схватившись за плечо, юркнул за одну из бетонных колонн.

Михаил не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть, пополз в сторону, краем глаза увидев, как стоящая на одном колене Ира ведет огонь по стрелявшим. Ее винтовке вторил АК Вадима, но со стороны лестницы им бодро отвечали в три ствола. Воздух наполнился визгом рикошетов и грохотом выстрелов.

Привалившись спиной к бетону, Сергеев пощупал бок. Пуля деформировала одну из защитных пластин жилета, но ребра, кажись, были целы, только болело не по-детски. Ну, вот, и произошло то, что должно было произойти. Очухались. Первый очаг сопротивления, первая, мать твою, ласточка. Дальше, каждый коридорчик, каждая комнатка может стрелять в спину, метать гранаты или орудовать ножом… Каждый! Ох! А Матвей-то где! Что с ним?

Умка осторожно выглянул из укрытия. Матвей был жив, но вот зацепило его в левое плечо, и зацепило неслабо. Он зажимал рану окровавленной рукой и, заметив Михаила, мотнул головой – мол, ничего страшного, в порядке! Но крови было много, и обольщаться не стоило – ранение достаточно серьезное.

АК Вадима замолк – коммандос менял «рожок». Ира стреляла одиночными, но конец вестибюля тонул во мраке, и целиться приходилось на вспышку, что даже для прекрасного стрелка – задача не из легких. Снова загремел АК. В такой диспозиции важно не то, кто лучше стреляет, а то, кто первым случайно попадет. Сергеев потащил из-за спины РПГ – ну, не было времени на перестрелку, тут не до экономии боеприпаса!

Ухнул гранатомет, зал озарился пламенем выхлопа, и осколочный «выстрел» лопнул прямо на позиции стрелков. С такого расстояния промахнуться практически невозможно. То, что осталось от нападающих, можно было смести в ведро веничком.

Когда Умка перезарядил гранатомет, Ирина, отставив винтовку, уже занималась Матвеем. Рана действительно казалось хреновой и кровила страшно.

– Кость целая, – выдохнула Ирина, вводя Подольскому антибиотик из тубы. – Но не навылет. Глубоко сидит.

Сергеев кивнул Мотлу.

– Ну, как ты?

– Бывало лучше, – Подольский попытался улыбнуться, кусая губы, но улыбочка получилась жалковатая, неубедительная. Сразу понималось, что Матвею больно, и не просто больно – к этому он привык – а очень больно, так, что хочется выть и кричать, и о том, чтобы нормально двигать рукой, вопрос не стоит, тут бы не потерять сознания.

– Обезболивающие есть? – спросил Сергеев.

Ира кивнула.

– Он поплывет, – вмешался Вадим.

– Не поплывет, – возразил Сергеев. – Он давно на наркотиках из-за болезни. Привык. Матвей, стрелять сможешь?

– Смогу, – выдавил Подольский, кривясь. – Левая не правая. Не тратьте время, нет его. Я останусь, прикрою. Ты уж меня прости, Миша, бегать не смогу. Отбегался.

– Ты это заканчивай, – начал, было, Умка, но, наткнувшись на взгляд Мотла, запнулся на полуслове.

– Поднимите меня на площадку между первым и вторым, – сказал Подольский спокойно. – Я подожду, пока они попробуют выйти вам в тыл через боковые лестницы, и устрою им веселую жизнь. Если Молчуна на первом этаже найти не удастся, а я все еще буду жив, поднимаемся выше, и повторяем историю. Этажей всего три, так что я постараюсь не умереть, пока вы не закончите.

Сергеев уже набрал было в грудь воздуха для возражений, но понял, что все сказанное прозвучит фальшиво, настолько фальшиво, что и вспоминать будет стыдно, если, конечно, будет кому вспоминать.

Он наклонился и сжал здоровую руку Матвея, пачкая ладонь в густую, теплую кровь.

– Я понял, – произнес он негромко. – Спасибо, Мотл.

– Тебе спасибо, Сергеев, – Подольский снова попытался улыбнуться. – Спасибо, что не в лазарете. И рядом с ней.

Ира закупорила входное отверстие пули клеевой повязкой, которая начала на глазах набухать, и забросила свою медсестринскую сумку за спину, ухватив «Галил» за цевье. Глаза у нее были полны боли, но совершенно сухие. Она слышала разговор и понимала, что шансы у Мотла практически нулевые. Нет, не практически, а полностью нулевые. И сделать с этим ничего нельзя.

– Я останусь с ним, – не попросила, а сообщила она, не повышая голоса.

Вадим коротко взглянул на Сергеева и, отойдя в сторону, присел рядом с Матвеем.

– У него большая кровопотеря, Миша, – пояснила она. – Он и так ослаблен и только на силе воли держался все это время. Если он умрет через двадцать минут – никто не прикроет тебе спину. А я не знаю, сколько он протянет… Понимаешь?

– Понимаю, – выдавил из себя Умка, глядя сверху вниз в ее темные, глубокие глаза. – Ты сделаешь так, как находишь нужным, но – очень прошу тебя, пообещай мне…

– Что?

– Пообещай мне, – попросил Сергеев очень серьезно, – что если Матвей умрет, то ты не будешь жертвоприношением. Если он умрет… Не ложись на амбразуру, Ириша. Постарайся выжить. Я уверен, он попросит тебя о том же. Послушай хотя бы одного из нас…

71