Сергеев поднял глаза и оценил, насколько снизился самолет за те секунды, что он всматривался в карту, и с трудом усмирил холодный шар, вдруг задвигавшийся внизу живота.
Можно сколько угодно смотреть в лицо смерти, но безбожно врут те, кто рассказывает, что к этому можно привыкнуть. Каждый раз ощущение близкой кончины заставляло сжаться все клетки тела, превращала кишки, мочевой пузырь и екавшую от страха селезенку в смерзшийся, бесформенный комок. Разница между видевшим смерть десятки раз Сергеевым и рядовым обывателем, никогда не державшим в руках ничего опаснее кухонного ножа, состояла в том, что профессионал не впадал в ступор, покорно ожидая, пока костлявая возьмет свое. Его мозг давал команду, и дальше все происходило неосознанно, на уровне рефлекса – кровь вскипала от адреналинового потока, стягивало пересохший рот, частил пульс и зрачки превращались в булавочные уколы на роговице. Теоретически можно было представить себе опасность, которая заставила бы окаменеть и профессионала, но в 90 случаях из 100 опытный человек продолжает сражаться за свою жизнь до последней секунды.
И, что интересно, иногда выживает в совершенно безнадежных обстоятельствах. Сейчас обстоятельства полно и окончательно характеризовались двумя словами: полная жопа. Сергеев прекрасно понимал, что если даже ему удастся каким-то чудом посадить самолет, не превратив их троих в мешки с переломанными костями, то до побережья им еще ехать и ехать…
Ехать!
Сергеев резко развернулся в кресле, мазнув взглядом по перекошенному лицу Базилевича, и уткнулся в черные, как нефть, глаза Аль-Фахри.
– Джип, – прохрипел Сергеев высохшим горлом. – Отцепи джип и заводи! Ничего больше! Сядь за руль и жди… Мне надо удержать самолет до самого последнего момента…
Антон Тарасович метнулся из кабины с мышиным писком.
Хасан кивнул, но Сергеев уже отвернулся прочь – были дела поважнее.
С-130 потерял минимум половину из набранной высоты и продолжал снижение. Сергеев не был профессиональным пилотом, но то, что машина практически не рыскала и не меняла угол тангажа, не казалось ему чудом. Хорошо сконструированный планер мог быть очень устойчивым и при неработающих моторах, особенно если не было бокового ветра. Такими превосходными летными качествами отличались старенькие АН, сотни которых летали над Африкой вот уже тридцать с лишним лет. Но массивный, как перекормленный голубь, «Джамбо»… В полете громадной изрешеченной машины однозначно было что-то мистическое – многотонная туша скользила вниз на воздушном потоке, словно корабль, влекомый приливной волной. Вертикальная скорость была очень большой, куда больше предельно допустимой, но транспортник все-таки не падал камнем, а снижался, правда, по крутой глиссаде.
Михаил еще раз посмотрел на карту и напряг слезящиеся от ветра глаза, силясь рассмотреть впереди хоть какой-то ориентир. На планшете не было обозначено никаких возвышенностей, но найти внизу хоть один ровный участок, который можно было бы посчитать подобием «взлетки», Сергеев не мог. Рытвины, покатые горбы, растущий полосами кустарник, провалы, снова длинные склоны… Выбрать место для посадки было невозможно и практически, и технически – Сергеев просто пытался оценить то, на что ему придется падать.
Очень важно было сейчас не нарушить равновесие самолета. Порыв бокового ветра, резкое смещение достаточно большой массы внутри планера могло привести к заваливанию «Джамбо», а выровнять С-130 без гидравлики и манипуляций с тягой двигателей не смог бы никто, даже самый крутой на свете воздушный ас.
Сергеев скользнул в грузовой отсек.
Из-под «лендровера» с двух сторон торчали ноги: Хасан с Базилевичем снимали с креплений принайтовленный джип. Михаил одним взглядом оценил обстановку. Разбитый джип Вонючки торчал поперек пандуса, как кривой зуб, перекрывая треть просвета. Сбросить его сейчас возможным не представлялось. Скорее всего, именно его масса, сосредоточенная в крайней задней точке планера, не давала опуститься носу С-130-го. Значит, проблему с проемом на аппарели надо будет решать походу дела, а не сейчас.
Сергеев проверил, стоит ли джип на скорости и ручнике, быстро опустился на колени и, нащупав замки, принялся споро работать ручкой, ослабляя натяжение троса.
В уме он считал секунды, стараясь держать в уме скорость снижения «Джамбо» – по всему выходило, что времени у них – буквально пара минут.
Крюк крепления грянулся о пол. Михаил ударом каблука выбил один из «башмаков» из-под колеса и снова метнулся в кабину, успев заметить, что со вторым передним колесом уже возится Хасан. Картина, открывшаяся ему из пилотской кабины, могла бросить в дрожь любого, но Сергеев был готов увидеть нечто подобное и поэтому только лишь отметил, что самолет уже несется в полусотне метров над землей, чудом сохраняя устойчивость. Самым страшным было то, что единственным слышимым звуком был вой набегающего потока, врывающегося в самолет через пулевые пробоины и разбитые стекла. Громадная туша транспортника стремительно рассекала горячий, дрожащий, словно мираж, воздух. В транспортном отсеке взревел двигатель «лендровера». Сергеев в три прыжка оказался рядом с машиной и упал в кресло водителя.
Ремней безопасности в машине не было, а это был как раз тот случай, когда Михаилу очень бы хотелось пристегнуться. Он включил заднюю передачу и развернулся вполоборота, чтобы видеть аппарель – за ней было видно землю, слившуюся в красную ковровую дорожку от бешеной скорости. Высота над поверхностью земли не превышала тридцати метров. Это была не посадка, не снижение, это был настоящий бреющий полет на скорости более 200-т километров в час!